Гомеопатическая клиника доктора Позднякова

Речь здесь пойдет о том, что уже неоднократно было предметом внимания нашей печати. Есть необходимость повториться.

22 марта 1951 года "Литературная газета" поместила статью М. Поповского "Что же такое гомеопатия?"

Статья рассказывала о ненормальном положении, в котором находится у нас гомеопатия. С одной стороны, огромный успех среди населения, а также вынужденное, сведенное почти на нет всякими оговорками, но все же существующее официальное признание ВИЭМ, что во время клинических испытаний гомеопатических средств лечения, которые проводились в 1934-1937 гг. в ленинградском филиале ВИЭМ, были достигнуты определенные положительные результаты. С другой стороны, невзирая на это — упорное непризнание гомеопатии отраслью медицины со стороны официальной медицинской науки и отсюда ряд организационных последствий: невозможность печататься, невозможность работать в клинических условиях, невозможность заниматься экспериментальной работой, пользуясь новейшими методами исследования, невозможность теоретически осмыслить накопленный опыт с позиций современной науки.

И все это при наличии двух оставшихся без последствий приказов по Наркомздраву от 1938 года, в которых, казалось бы, решался вопрос и о проведении новой клинической проверки гомеопатических средств лечения, и о возможности публикации на общих основаниях научных работ врачей-гомеопатов, и о возможности применения гомеопатического метода во всех лечебных учреждениях страны.

Статья "Литературной газеты" требовала от Министерства здравоохранения и от Академии медицинских наук прямого ответа на прямо поставленный вопрос: что же такое гомеопатия?

Если это действительно только знахарство и шарлатанство, как можно мириться с тем, что существуют государственные гомеопатические аптеки и поликлиники? Если же гомеопатия — особое направление в медицине, как можно мириться с теми условиями, в которых она находится, с условиями, обрекающими ее на кустарщину и застой?

Что же изменилось со времени этой статьи? Получила ли общественность ответ от Министерства здравоохранения и от Академии медицинских наук на этот вопрос?

Непосредственным результатом статьи "Литературной газеты" было заседание Ученого медицинского Совета при Министерстве здравоохранения 10 мая 1951 года, на которое впервые в истории министерства пригласили врачей-гомеопатов. Под высокие своды респектабельного конференц-зала Ученого Совета на этот раз пришли люди без званий и степеней, врачи, работающие в поликлинике, ютящейся в полутемном подвале, лишенной лабораторий, рентгена, даже места для хранения историй болезни.

Пришли поделиться накопленным практическим опытом, рассказать о своих попытках этот опыт осмыслить, попросить у ученых помощи, постучаться в двери их лабораторий и клиник.

Что же из этого вышло? Практический опыт, о котором рассказали врачи-гомеопаты, вообще не вызвал никакого интереса у членов Ученого Совета.

Факты, сообщенные гомеопатами, не обсуждались, а были сразу, все целиком, без разбору, записаны по ведомству психотерапии, хотя среди этих фактов были и такие, как удачный опыт лечения желудочных расстройств у грудных детей, произведенный в 1938-39 гг. в клинике А.Д. Сперанского, как удачный опыт лечения лисиц и соболей в Пушкинском зверосовхозе. Вряд ли кто-нибудь заподозрит соболей и младенцев в том, что они могут поддаваться психотерапии и прочему "заговариванию зубов". Неважно. Психотерапия, и только. Вспомнили ведьм и колдунов, и этой аналогией успокоили свою научную совесть.

Факты, предложенные вниманию Ученого Совета, были отвергнуты им только на том основании, что в основе этих фактов лежит принцип, который, по мнению членов Ученого Совета, "невероятен, странен, нелеп" (из выступления академика Мясникова, поддержанного главным терапевтом министерства Лукомским), только на том основании, что Ученый Совет не смог дать объяснения этим фактам. Что вне моего понимания, то от лукавого…

Выразив полное безразличие к эмпирической стороне дела, Ученый Совет, по видимости, уделил большое внимание состоянию гомеопатической теории. Все, что является бедой гомеопатии, было обернуто так, как если бы это было ее виной.

Врачей-гомеопатов обвинили в отсутствии печатных научных трудов, в отсутствии серьезно поставленной исследовательской работы, обвинили в том, что они мало куда продвинулись со времен основоположника гомеопатии Ганемана, жившего полтора века назад. Отвечать на это было действительно нечем. Об этом говорили и сами гомеопаты, возмущенные условиями своей работы. Один из докладчиков так и сказал: "Мы пришли к вам для того, чтобы вы помогли нам выйти из того тупика, в который вы нас загнали".

Хуже гораздо то, что на гомеопатов обрушились и за попытку выйти из этого тупика, и за попытку, невзирая на отсутствие объективных возможностей, все же найти ключ к осмыслению накопленного опыта с позиций современной науки. Если одни ученые выбрали темой своих выступлений архаизм гомеопатии, родившейся на пороге прошлого века, то другие (а часто и те же самые) высмеяли попытку поставить гомеопатию в ряд дисциплин современной медицинской науки, пренебрежительно окрестив эту попытку "модернизацией". Профессор Вотчал в своем выступлении издевался над тем, что гомеопаты "выступают сегодня под новыми знаменами", профессор Куршаков иронизировал по поводу того, что "гомеопатия перестраивается", профессор Стручков саркастически уточнял его формулировку: она-де не перестраивается, а пристраивается.

Bcё это бережно хранится пухлой стенограммой заседания от 10 мая 1951 года; какого бы то ни было научного анализа, научного опровержения проблем, поднятых гомеопатами, стенограмма, к сожалению, не содержит.

Статья эта, которую пишет не медик, не ставит перед собой задач популяризации проблем современной гомеопатии — такая популяризация неизбежно означала бы вульгаризацию. Скажу лишь несколько слов, необходимых для понимания позиций Ученого Совета.

Гомеопатия возникла на грани XVIII и XIX веков как реакция на современную ей медицину. Сильную сторону гомеопатии представляет, прежде всего, эта, критическая ее сторона. Гомеопатия изучает лекарственные болезни, то есть болезни, вызываемые самими лекарствами, что в общепринятой медицине носит скромное название "побочных явлений" и изучается чрезвычайно мало.

Позитивное содержание гомеопатии выросло из опыта. Основатель гомеопатии немецкий ученый Ганеман (1755-1843) опытным путем пришел к заключению, что болезни могут излечиваться малыми дозами тех самых лекарств, которые в больших дозах вызывают у здоровых людей болезни подобного рода. Состояние науки, современной Ганеману, не давало возможности объяснить предложенный им метод. Позже делались различные попытки найти научное толкование гомеопатического метода, но большинство их носило характер чисто умозрительный.

10 мая 1951 года на заседании Ученого Совета, о котором идет речь, советские гомеопаты Н.М. Вавилова и Н.С. Зенин впервые выступили с обоснованием гомеопатического метода учением Павлова, учением русских физиологов Введенского и Ухтомского.

Здесь не место для изложения этой теории. Вполне вероятно, что эта гипотеза, как и всякая другая новая гипотеза, могла вызвать самые серьезные возражения. Беда в том, что существа предложенной гипотезы никто из членов Ученого Совета в своих выступлениях не коснулся, Членов Учёного Совета взволновало другое. Гомеопаты, простые практические врачи, влачащие жалкое полулегальное существование, находящиеся вне влияния официальной медицины (из выступления академика Лукомского), люди, которым сегодня только в порядке исключения разрешили прийти под эти высокие своды, тоже осмеливаются заявлять, что они от корки до корки прочли труды знаменитого Павлова и других известных русских физиологов и даже нашли в них подтверждение своего никем не апробированного, мало кому понятного метода. Это ли не фамильярность по отношению к теням великих соотечественников, это ли не злоупотребление их высоким авторитетом! В протоколе заседания так и отмечено: "Вольное обращение докладчиков с произведениями выдающихся ученых Павлова, Сперанского".

Члены Ученого Совета были преисполнены слишком большого почтения к бессмертному имени Павлова, чтобы разрешить всякому пользоваться им всуе. Имя Павлова подлежит упоминанию в высоких, торжественных случаях; другое, более утилитарное, более деловое оперирование им — профанация, тем более что о гомеопатах давно известно, что они безнадежные идеалисты, — как же разрешить им цитировать великого Павлова, "за которого мы деремся и будем всегда драться" (из выступления профессора Тимакова).

Насчет идеализма также совершенно определенно записано в протоколе заседания. Там констатировано, что "...Установки гомеопатии... являются идеалистическими и реакционными", что они — "пережиток капитализма".

Так постановлено. Пережиток, и все. А если так постановлено, то аргументация, безусловно, совершенно излишня. Стенограмма заседания не содержит аргументированного доказательства идеалистичности гомеопатического учения. Это принимается как данное, как нечто, решенное где-то раньше и выше.

Вчитываясь в выступления участников заседания, все же находишь два обстоятельства, которые, очевидно, призваны свидетельствовать в пользу того, что гомеопатия — идеализм и "пережиток".

Первое. Ганеман, основатель гомеопатии, был виталистом, верил в некую "жизненную силу", в дух.

Не нужно быть специалистом, чтобы поразиться такому внеисторическому подходу, такому неумению отделить преходящую историческую форму от содержания, от существа, тем более, что усилия выступавших докладчиков-гомеопатов были направлены именно на то, чтобы дать научное, материалистическое толкование метода, который возник эмпирически и в силу исторических обстоятельств не мог получить материалистического толкования в пору своего появления.

Второе обстоятельство. Гомеопатические дозы очень малы. Действительно, гомеопатическая фармакодинамика допускает такие высокие разведения, при которых на литр растворителя иногда приходится меньше, чем одна молекула лекарственного вещества.

Это вызывает растерянность у людей, мыслящих нормами прошлого века. Им кажется, что материи лекарственного вещества здесь так мало, что фактически она исчезает совсем, а значит, исчезает и материальное воздействие лекарственного вещества. Это ли не идеализм?

И снова — не нужно обладать специальными знаниями, чтобы поразиться архаичности такого хода мышления в наше время.

Еще в начале XX века Ленин давал отпор метафизикам, растерявшимся перед открытиями современного естествознания, утверждавшим, что "материя исчезает". "... Исчезает тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, — писал Ленин, — наше знание идет глубже; исчезают такие свойства материи, которые казались раньше абсолютными, неизменными, первоначальными (непроницаемость, инерция, масса и т. п.), которые теперь обнаруживаются как относительные, присущие только некоторым состояниям материи".

Но поскольку Ученому Совету заранее было известно, что гомеопатия — "идеализм" и "пережиток", вдаваться в какие бы то ни было размышления не имело смысла.

Заседание Ученого Совета 10 мая 1951 года уже готово было дать совершенно определенный ответ на поставленный вопрос: да, гомеопатия — знахарство и шарлатанство, подлежащее безусловному искоренению. Но если одни члены Ученого Совета считали, что этот ответ необходимо дать сейчас же, немедленно, то другие полагали, что его нужно подкрепить кое-какими материалами. Так было вынесено решение о проведении новых клинических испытаний гомеопатических средств лечения.

Заседание Ученого Совета, о котором идет речь, как зерно содержало в себе то, что происходило дальше; собственно говоря, оно предопределило дальнейшее.